Альберт-Эмиль Брахфогель - Людовик XIV, или Комедия жизни
Мальчики бросились к ней.
— Ну слушай же, Лорен, ты старший. Тебе мама твоя говорила, что ты дворянин, да?
— И очень знатный, мадам Нинон!
— Ну да, конечно, герб всегда герб!
— Прошу вас! — вмешалась госпожа де Сен-Марсан.
— Молчите, пожалуйста, или я ваш враг навеки! Мама сказала вам также, что вы нищие…
— И поэтому должны служить?! — закричал Лорен.
— Позволь тебе сказать, мой друг, что дворянин никогда не беден, когда у него фунт железа сбоку и кусочек мозга вот тут, наверху! Служить? Что за вздор! Лакей служит, дворянин оказывает услуги.
— Но ведь это все равно, дорогая Нини.
— Это далеко не все равно, дорогой Лорен! Великий Тюренн оказывает услуги ее величеству, и Европа дрожит перед ним; принц Конти, сам Мазарини оказывают услуги, а разве они лакеи?
— В самом деле, мама, Нини права!
— Ну хорошо. Ты и Марсан должны быть пажами у его высочества Армана де Бурбона-Конти, принца королевской крови и к тому же генералиссимуса армии и брата великого Конде! Вы будете служить ему для того, чтобы сделаться храбрыми солдатами, порядочными и умными людьми и научиться когда-нибудь тоже повелевать другими. Поняли ли вы?
— О, конечно, поняли, — сказал меньшой.
— А что же нужно нам для этого делать? — спросил Лорен.
— Это очень не глупый вопрос, Лори. Во-первых, никогда не противоречить, слышишь! И никогда ничего не передавать на стороне. Думай и слушай — что хочешь, но делай вид, будто ты от всего в восторге. Ведь ты хитрая лиса! Кто хочет идти вперед, тот обязан потакать всегда своему влиятельному покровителю и говорить ему только приятное. Если ты все это исполнишь и к тому же будешь хорошим наездником и храбрым человеком, так и дело в шляпе; прочее все пустяки!
— Ну, если это только и нужно, — лукаво засмеялся Лорен, — то все скоро будут у меня в кармане.
— Вот как! Ну поцелуй меня за это. А теперь пускай Лоллота приготовит вам ваши вещи в дорогу. Вас позовут, как только монсеньор приедет.
— И мы, конечно, не осрамим вас, Нини.
— Нет, наверное нет, Нини!
С этими словами Лорен вышел с Марсаном.
— Моя мораль по крайней мере веселая и пригодится им в этом несчастном свете.
— Да, конечно! Но она бесчестна!
— Бесчестна? А ваша иезуитская мораль честна? Разве честно отравлять жизнь детям, говорить им о том, кем бы они могли быть и чем могли владеть, если бы их родители не были дураками и бездельниками! Да, бездельниками, сударыня! Проповедовать им ненависть и открытую подлость! Внушать прекрасный догмат: цель оправдывает средства? Прекрасно! Отличный способ срубить для них высокое родословное дерево княжеского Лотринга и…
— Ради бога, ни слова об этом! Вы правы, конечно; лучше передать им эту семейную месть, когда они возмужают.
— Да, действительно. Они по крайней мере сами не захотят тогда заниматься такими пустяками. Но скажите, ради бога, есть ли в вашем поведении хоть капля здравого смысла?
Вы одна, вдова, без всяких средств, беззащитная, и хотите плыть против течения, когда Конти, Бульон, Вандомы и все более сильные люди забирают глубоко в священных волнах милостей Мазарини и их величеств! Ха-ха! Какое лицо сделают герцоги, эти чудаки, которые так восстали против бурбонского могущества, когда они должны будут сознаться, что женаты и обязаны теперь называть эминенцию дорогим дядюшкой! Ха-ха-ха! Я бы с удовольствием расцеловала Мазарини за эту шутку, я бы хотела стать язычницей, чтобы он мог окрестить меня в придворной капелле.
— Боюсь, что Конти именно поэтому и не едет; ему слишком тяжело иметь повод стыдиться да еще перед вами.
— Ну это вздор. Я уверена, что он будет. Принц обещал взять с собой детей и заботиться о них, и он это сделает, потому что честный человек. Кроме того, он и умен. Что вы думаете?
Вошел лакей и доложил:
— Его высочество принц Конти и герцог Бульонский!
— Ах! — воскликнула графиня де Сен-Марсан, и взор ее повеселел. — Они пришли…
— Видите, я права! Ну прошу вас, Марсан, будьте теперь полюбезнее.
По осанке и виду двух вошедших особ видно было, что они принадлежат к первым аристократическим семействам. Арман де Бурбон-Конти, принц крови, отпрыск королевской фамилии, был такого же высокого роста, но менее атлетического сложения, чем маршал Конде, его знаменитый брат. Движения его были грациозны, и он отличался тем величавым спокойствием, которое составляет преимущество высокого происхождения. Синие жилы на лбу обличали, однако, страстный и горячий темперамент, склонный к сильным вспышкам. Он слыл за человека строгой честности, за любителя искусств, обладал литературным образованием и любезностью в обхождении, которую не могли изменить даже суровые годы междоусобной войны и военной службы. Вследствие огнестрельной раны он немного хромал, но это только делало его более интересным. Другой посетитель, Годефруа де Латур, герцог Бульонский, единственный сын родного зятя Ришелье, которого покойный суровый кардинал, несмотря на кровные узы, велел казнить вместе с Монморанси, не был красив. Лицо, покрытое шрамами, несколько надменная наружность искупались, впрочем, какой-то необыкновенно симпатичной и грустной задумчивостью, разлитой по всей его особе и невольно привлекавшей к нему. Оба эти человека были сильными противниками клерикальной партии и считались представителями того феодального рыцарства, которое смотрело на короля как на почти равного себе; два года назад они еще сражались против Анны и Мазарини и теперь явились со смущенным видом, как школьники, втихомолку полакомившиеся яблоками. Мадам Нинон с тихой торжественностью и полуопущенными глазами вышла к ним навстречу. Она внутренне радовалась и ликовала, но старалась не показать этого.
— Позволите ли вы, принц, и вы, милый герцог, старой приятельнице высказать вам свое искреннее участие… вас обоих постигло несчастье.
— Черт возьми, я предвидел это! — прошептал Бульон.
— Глупости, Нинон, оставьте шутки! Где мальчики? Я завтра рано отправляюсь в Лангедок.
— Как, уже завтра? О боже! Не успев найти утешение во мне, не успев постичь всей глубины своего несчастья и привыкнуть к его горечи?
— Вы, кажется, хотите нас с ума свести?
— Бог с вами, принц, что вы это говорите! Можете ли вы, пылкий новобрачный, не быть совершенно счастливым?
Ну сознайтесь же, Конти, вы ведь ни одной секунды не спали ночью и представляетесь сердитым только для того, чтобы не показать, как сильно вам нравится синьора Мартиноци.
— Ну довольно, простимся. Где пажи? Я очень спешу!
Но Нинон де Ланкло уже дала волю своему смеху.
— Ха-ха-ха! Вы хотите, господа, выпутаться из петли дипломатическим образом. Наделав глупостей, вы теперь стыдитесь разумного поступка и сердитесь, что весь свет, глядя на вас, помирает со смеху? Нет, вы сядьте, великие герои! Сядьте и сознайтесь, что Мазарини недаром воображал себя способным поймать всю рыбу в свои сети. Теперь пойдут праздники и веселье, ха-ха-ха! Он не поражает своих врагов, не усмиряет их, не казнит, нет, он — о, божественная месть! — он просто-напросто женит их! Женит на своих племянницах! Ха-ха! Поднимите вы теперь мизинец — и скажут, что вы хотите воевать с родственником! О, как бы мне хотелось, чтобы кардиналу было не более двадцати пяти лет и он мог бы на мне жениться! С каким удовольствием я бы стала вашей тетушкой!
— Ну зачем мы пришли сюда, ваше высочество? — гневно воскликнул Бульон. — Мы даем только возможность этой лукавой кошке вонзать в нас свои когти!
— Вот что! Да разве я не могу доставить себе удовольствие посмеяться над вами, когда вы таким коварным образом передали мои любовные права синьорам?
— Ни слова больше, Нинон, если действительно не хотите меня с ума свести! — с умоляющим видом обратился к ней взволнованный Конти. — Я знаю, вы можете быть благородной и, если бы заглянули в мою душу, если бы знали, как все это произошло, вы бы пожалели меня, пожалели, что я стал жертвой этой подлой итальянской интриги!
— Ах! Так вы с завязанными глазами попались в ловушку? О, бедный! И вы, герцог, также? И Вандом, который даже не отважился прийти сюда? Всех постигла одинаковая участь!
Да, я этому вполне верю! Вы, вероятно, явились к эминенции из лагеря, сказали ему пару слов в свое оправдание, и он повел вас к их величествам. Король, конечно, дал вам милостивый поцелуй, поручил управление огромной провинцией и затем, в придачу, вы получили еще кардинальскую племянницу.
Как хотите, но это чистейшая ложь!
— Но будьте же рассудительны по крайней мере! — закричал Бульон.
— Не хочу я быть рассудительной, потому что и вы не были рассудительны. Вместо того чтобы прийти ко мне, откровенно рассказать все эти истории про свадьбы, вы потихоньку, точно лисы, после продолжительного отсутствия улепетываете в Париж, и я уже от других узнала, что вы женились и хотите стать скромными отцами семейств. Господин принц только ради этих мальчиков удостоил отвечать на мое покорнейшее прошение и к ответу милостиво прибавить свой поклон!
